Чужой среди своих.
Атрабет Финдарато ах Арафинвэ
На лицо падали тёплые солёные капли. Он не видел того, кто склонился над ним – зрение погасло мгновением раньше.
- Послушай, Берен.. Завтра ветер будет пахнуть первым снегом… Не плачь, не надо плакать. Просто - помни….
Немыслимым усилием поднял тяжелую, онемевшую руку. Ладонь встретила пустоту…
А капли все падали и падали. Все чаще и чаще. И становились холоднее. Чье-то дыхание, пахнущее горьковатой морской солью коснулось виска. Потом тёплая легкая ладонь тронула лицо. Провела по щеке, по лбу… и в сомкнутые веки ударил свет.
Он открыл глаза и задохнулся свежим морским ветром. Серые хмурые небеса ослепляли. Он заслонился от света ладонью, из-под ресниц потекли слёзы.
- Ингольдо, yondonya… Дождь начался… Пойдем в дом…
Потом снова стало тихо-тихо, только крупные, теплые капли ласково шептали в листве и лепестках вишни. Эарвен сидела совсем рядом. Он чувствовал тепло ее ладони на своей руке.
- Amme… Почему ты плачешь?...
- Ты испугал меня, Инглор. Я все не могла тебя разбудить…
Он сел, медленно обнял ее за плечи.
- Прости.
Мать прижалась виском к его плечу.
- Пойдем домой.. Пожалуйста…
- Конечно, родная. Конечно.
Таких холодных времён не помнили Благословенные Земли.. Дожди шли один за одним и оббивали цвет с деревьев и трав. Валар безмолвствовали о том, и дивились эльдар, что минуют дни за днями, а скорбная непогода все не уходит… Веселые ручьи сбегали с зеленой Туны, и травы в лугах вставали выше, чем ко Дню Урожая. Их аромат был сильным и горьковатым, полынь разрослась небывало, и бархатистые ее листики добавляли в луговой ветер запах дороги и - почему-то - палой листвы… Этот аромат был чужим здесь, в Неувядающей Земле. Настолько чужим, что узнавал его лишь он один…
Если закрыть глаза и просто чувствовать мягкую, кошачью лапу мокрого ветра на лице, просто слышать этот тонкий, щемящий аромат осеннего леса, можно отпустить fea из оков разума и на миг оказаться там. Где лазурь небес пронзительней, чище и звонче, чем голос далекой свирели над лесным ручьем. Где непрестанный свидетель непостижимого чуда вечного воскрешения Жизни – Земля Сумерек и Потерь - наряжена в торжественное золото нежной прощальной улыбки…
А вчера прилетали стаи птиц, которым, укрывая от скорых холодов, Владыка Ветра отворяет врата сюда, в Благословенный Край. Он любил их – и завидовал им. И сердце плакало и болело в унисон с их протяжными голосами. Бедное, глупое сердце, непоправимо и навсегда раненое осенним ветром…
Он не услышал - почувствовал кого-то рядом. Едва вздохнули широкие перила террасы от легкого движения.
- Финдарато..
- Да, отец?
- Кто такая Амариэ?...
Вопрос рассыпался по террасе ясными крупинками бисера. Они сияли в жемчужном дождливом дне, как колокольчики ласкового смеха.
- Амариэ, - медленно повторил он, - это... никто.
- Ты звал ее во сне сегодня. Так показалось твоей матери.
Финдарато запрокинул голову, прислонившись затылком к резному камню перил.
- Это.. правда, никто, - медленные, крупные капли падали на лицо и прочерчивали по щекам блестящие дорожки. – Я.. Просто.. Понимаешь, я придумал ее. Там. Там было так нужно любить кого-то и верить, что сердце твоё берегут по эту сторону моря… Что тебя – ждут, – он качнул головой и тяжелые золотые пряди засияли в жемчужном дневном свете, унизанные капельками дождя, будто хрусталиками силимы. – Не так, как вы с amme… Потому что родители принимают своих детей любыми.. Надо было, чтобы кто-то… Таким, какой я есть…
- Я понимаю, hinya.. Бедный мой мальчик…
Арфин сидел рядом с сыном на влажных перилах, смотрел на него глазами полными боли и муки.. Что он мог сделать?.. он отдал детям все – любовь, веру в них и ожидание.. мог бы – отдал бы сердце само..
Финдарато улыбнулся ему грустно и чуть виновато, мягким жестом, как в детстве, взял его ладонь в свои, прижался щекой.
- Нет, отец.. Это.. к лучшему. Все к лучшему.
Арафинвэ погладил сына по мокрым волосам, заглянул в полные хрустальной, нежной грусти глаза:
- К лучшему?... Любить ту, которой нет – к лучшему?...
- Ну.. в этом не могло быть ничего хорошего, atar. Ты же видишь сам, - прошептал сын, - ты же сам знаешь. Я… Изменился. А она бы всё это время ждала – другого.. не меня, понимаешь?.. Он ждала бы того улыбчивого, наивного, звонкого Финдарато, который уходил по Льдам за Истиной, за Мечтой… А я стал совсем другим, ты же видишь. Она бы дождалась – но совсем не того, кто был любим ею… Я пережил слишком много. Смерть – это слишком много.. И Эндорэ – это слишком…
Некоторое время было тихо, слышалась только частая капель дождя по камню и по листве. Финарфин не смотрел в лицо сыну. Просто долго, долго гладил его ладонь, успокаивая, как в детстве. Потом глубоко вздохнул – трудный воздух жег грудь пламенем и болью тех слов, что срывались с губ:
- Инглор, ты жалеешь, что вернулся?.. Сюда вернулся?. Ты хотел бы вернуться туда?...
Финдарато вскинул голову, удивленно и тревожно ища взгляд отца. Тот не выдержал и все же посмотрел ему в глаза. Открывая сыну всю боль и всю муку …
- Нет, - прошептал Инглор, - нет, atar. Ты бы знал, как я хотел домой, как я хотел вернуться.. Это не о том. Просто… Люди ранят навсегда. Ты касаешься них – и они обжигают сердце. Навеки. Как обжигает и та Земля…
Он улыбнулся светло и легко, будто сбросив вдруг немыслимый груз: память? Боль? Сомнения?
- Ты тоже полюбишь ее, я знаю. Наступит день, когда я покажу ее тебе - и ты полюбишь ее всем сердцем..
- Если наступит… - качнул головой король нолдор.
- Когда наступит! – со внезапным пылом сжал его руку Финдарато.
- Если суждено – наступит, - мягко возразил Арфин.
- Когда настанет срок – случится!
Спор напоминал давние, давние перепалки о мелочах – но таких важных! – когда старший сын был совсем юным, дерзким и запальчивым, и Арфин улыбнулся нахлынувшей памяти:
- Но если – НЕ суждено?.. .разве можно нам, Эльдар, изменить свою Судьбу?...
Он испугался собственных слов. Потому что лицо сына внезапно стало решительным и напряженным, резче обозначились скулы и губы сжались в одну тонкую, ломаную линию.
- Судьбу нельзя разжалобить, - тихо и жестко сказал отрекшийся король, - ни слезами, ни мольбами, ни просьбами. Но с ней можно схватиться.
- Схватиться?.. С Судьбой?.. Что ты говоришь такое, hinya?.. Как?
Инглор с вызовом и надрывом вскинул голову:
- Вот этими руками. Зубами. Чем угодно. Жизнью своей! Главное.. Главное – не бояться. И Верить. И тогда, сломав Судьбе хребет, ты увидишь улыбку Всеотца. Он мудр, он любит нас. И чувствуя касание Его к душе твоей ты понимаешь, что все в Мире – во благо. Во имя Света – и во имя тебя, Eruhin… И что Отец благ и добр. Он сострадает нам и чертит линию наших судеб, слушая наши сердца…
- Yondonya, остановись. О чем ты? Бедный мой мальчик. Быть может все это верно – для Людей.. Ты сам говорил – и валар предрекали нам, что их fear, как и Судьбы свободны. Но мы – Эльдар. Мы – Дети Арды.
- Мы – Дети Эру. Мы свободны, отец. Мы – свободны. Его любовью и тем, что мир благ – мы свободны…
Он говорил горячо и вдохновенно, и Арафинвэ больно было сказать ему «нет», но лгать сыну – он не мог. Это было бы еще более чудовищно и жестоко.
- Наши судьбы начертаны, hinya. Иначе – какой Отец оделил бы детей своих такой болью и тоской?.. Разве Он начертал вам отправиться туда, в Земли-во-Тьме, и тосковать там, и умирать?!... Какой отец позволил бы своему ребенку такое?..
- Но ты же отпустил туда нас, своих детей, atar, - прошептал Инглор, не поднимая глаз.
Арафинвэ осекся и смолк.
- Но вы так хотели.. Мог ли я неволить вас?.. мне осталось только любить и ждать. – и столько муки было в его голосе, в каждой черточке светлого лица, что сын не выдержал, как в детстве, ткнулся лбом в его плечо, зажмурился:
- Мы свободны… Это тоже был наш выбор, atar… Но Он свершил так, что даже это обратилось во славу Мира. Туда, в те земли, пришли Люди, ты знаешь… И -если бы не мы – вокруг них была бы лишь Тьма и Смерть.. Откуда бы они узнали о Путях Света и Жизни – во владычестве Смерти?...
И долго еще тишина, полная ароматным шепотом дождя обнимала резную террасу. Отец и сын сидели рядом и молчали. И много было в этом молчании – гораздо больше, чем в самом долгом разговоре. И горечь, и печаль, и Свет. И - Вера.
Арафинвэ крепко сжал руки сына в своих ладонях и закрыл глаза. Вздохнул ровно и глубоко, как перед прыжком в омут.
- Инглор. Как ты умер?
Случись на Танинквэтиль вдруг обвал, он прозвучал бы тише, чем этот шепот. Арфин почувствовал, как что-то в fea сына напряглось и зазвенело, будто перетянутая тетива. А потом – мягкая, осторожная, почти ласковая волна осанвэ коснулась его разума.
И в несколько кратких мгновений чистого сияния памяти вместилось так много – целая жизнь. Со всеми горестями и невзгодами, простыми, тихими радостями и крылатой Мечтой.. Всё сияние и гордость далекой Эндорэ, вся грязь и боль подземелий Волчьего острова. И все золото – пронзительное, звонкое и чистое до слез золото последней небывалой осени.
Медленно кружение Мира возвращалось на Круги своя. Медленно воскресали вокруг стены Тириона, дождливый день – и мокрые луга вдали.
Арфин вдруг понял, как сильно сжал руки сына: аж побелели костяшки пальцев, а Финдарато закусил губы.
- Прости, - прошептал отец, - прости…
- Нет, atar. Это ты прости меня. Нельзя было.. Делить это.. Эта слабость… Я не должен был…
Арафинвэ покачал головой, прерывая его слова.
- Я жалею лишь об одном, Инглор. Что мне не довелось увидеть его своими глазами.. Этого Человека. .. Сына твоей души, - неловко усмехнулся он горькой, как запах осени в мокром ветре, шутке. Помолчал, справляясь с голосом и дрожью:
- Впрочем.. Ведь…Однажды увижу, должно быть. Верно?
- Верно, - кивнул Финдарато и не совладал спрятать слезы.
- Что же будет теперь, hinya?
Сын улыбнулся, глядя отцу в глаза.
- Знаешь, Люди говорят, что каждый должен в жизни посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Там я построил Нарготронд. Дом. Для себя и тех, кто был мне дорог. Я вырастил в своем Городе не один сад – и живой, и из камня… А тому, кого назвал сыном души, отдал свою жизнь… Я сделал, сколько смог. А теперь – вернулся. Домой. Теперь… Я попрошу amme вышить мне рубашку речным жемчугом , как она любит. Настанет День Звезд – и я пойду в Валимар, чтобы на празднике искать свою Амариэ… Ведь она, должно быть, давным-давно ждет меня… А потом.. Однажды наступит время - построить дом, посадить сад и, наверное, вырастить сына…
Над Тирионом разорвались тучи, и лучи Ариэн, дробясь и сверкая в каждой капельке дождя, наполнили город ослепительным сиянием.
А где-то немыслимо далеко на востоке на молчаливые просторы Эндорэ опустился ласковый, незапятнанный плат первого снега.
(с) Лалайт Араниэль