Арфинг и Крыса
Часть I
В кухонном подвале поселилась крыса. Чары и заговоры на нее не действовали. И не то, чтобы она причиняла столь уж много беспокойства Эльдар: они крыс не боялись, даже nissi и дети. Не то, чтобы она портила так уж много продуктов: это была очень аккуратная крыса, она никогда не грызла больше, чем ей нужно было для пропитания. А вскоре эльфы приспособились еще более ловко: оставляли ей в подвальном уголке горсточку зерна и каких-нибудь обрезков. Тогда крыса, вообще, перестала портить мешки, лари и скрыни. Жили мирно: эльфы в своих делах, крыса – в своих. Пока однажды на нее не наткнулся один очень важный гном.
Гномы жили в Тол-Сирион всего седьмицу: помогали перестроить подземелья и наладить подъемный мост. Жилось им неплохо, с умельцами кузнецами-нолдор они были дружны. Но тот самый гном, однажды завидев Крысу, что мирно умывалась в уголке у очага, потерял покой.
Наугрим с крысами не ладили, ибо в их подземных чертогах не было эльфийских чар, и запасы губились серыми зверьками нещадно. Гном крыс ненавидел. Они прошлую зиму оставили его без солода. И по этой причине попросил он у лорда Ородрета дозволения зверька изловить. Ородрет удивился, пожал плечами и разрешил. О крысе ему ничего не докладывали, да и как-то не до кухонных крыс ему было…
Гном был Мастер, искусник и великий кузнец. Он сооружал разнообразные ловушки и оставлял их в кухнях на ночь. Приманками выбирал только самые вкусные кусочки: сало, сыр и сладости. Но на утро сработавшие ловушки находили пустыми. Крыса забирала лакомство – и уходила.
Гном приходил в негодование и мерил кухню шагами, распугивая всех, кто оказывался поблизости. Он долго гневно сопел и то и дело принимался чертить что-то на мятом свитке. К вечеру была готова новая ловушка – еще мудрее и хитрее прежней. Но Крыса неизменно оказывалась умней.
На шестой день Гном ворвался в кухни с громким топотом и довольный, будто только что добыл величайший в Эндорэ смарагд. Он принес совсем простенькое приспособление: узкую и длинную железную клетку, дверца которой захлопывалась, если на другом конце «коридора» дернуть за рычажок. На рычажок он торжественно нацепил самолично припасенный в Обеденном Зале кусочек карамели – темного, ароматного, сладкого лакомства, что эльфы изобрели для детей, но любили и сами – ибо по сути всегда оставались чуть-чуть детьми. Устоять перед подобным искушением – и подобной хитростью ловушки – казалось гному невозможным. И он ушел спать в тот вечер в приподнятом настроении и с предчувствием долгожданного триумфа. Эльфы вежливо повосхищались – и тоже разошлись – веселиться и отдыхать…
С первыми лучами зари, в кухню спустился эльф. Он должен был сегодня уйти на границу и хотел собрать на дорогу припасов: несколько лембас, яблоки и флягу с травяным вином. Он-то первый и обнаружил, что затея гнома наконец-то удалась. Нолдо усмехнулся, склонившись над искусной ловушкой:
- Значит, ты и есть Та Самая Крыса?... Очень приятно. А я – Тирвэ, сын Айрэнато, страж Северных границ. Ну, что, обманул тебя наш гость?... – он рассмеялся.
Но крысе было совсем не весело. Она неподвижно лежала возле решетки и смотрела на эльфа печальными черными бусинками умных глаз. Ей было страшно и грустно – и совсем-совсем не смешно… Тирвэ виновато ей улыбнулся, воровато оглянулся, прислушиваясь, не близится ли тяжелая поступь наугрим – и приоткрыл железную решетку:
- Глупая ты. Нужна тебе эта карамель…
Крыса метнулась прочь – в угол, в нору, в подпол.
Как сумела «хитрющая зверюга» выбраться из закрытой клетки, так никто и не узнал.
Гном долго невнятно ругался в бороду и в сердцах разбил чару с вином. Следующим утром Наугрим покидали Тол-Сирион, отправлялись домой, на восток…
Часть II
В Тол-ин-Гаурхот тоже не было крыс. Эльфийские чары, отгонявшие грызунов, давным-давно пали. Но серых зверьков, сунувшихся было в подземелья, истребляли вечно голодные орки. Поймав крысу за хвост, оглушали ударом о камень и тут же сжирали. В темноте подземелий Волчьего Острова скоро не осталось никого, кроме орков, гауров и пленников…
Когда становилось совсем невмоготу в темноте, холоде и узком каменном мешке осклизлых стен, он разговаривал с ней. А она слушала, примостившись на груди или возле шеи. От этого крохотного тельца, худого настолько, что лапки стали напоминать сухие ветки, исходило тепло – единственная во вселенной точка тепла и жизни, которую чувствовал измученный нолдо. Когда разум пытался шатко удержаться на краю безумия, и казалось, что беспросветная тьма тюремных стен никогда, никогда не окончится, он рассказывал Крысе об Амане Сияющем. О кузницах Ауле, садах Йаванны, звездах Варды и орлах Манвэ. Он рассказывал ей о вершинах Пелори в золотом тумане и блеске. О валимарских хрустальных колокольчиках и сиянии в теплом прибое драгоценных камней, что дарили Морю тэлери… Крыса слушала, свернувшись комочком, и изредка щекотала его ладонь длинным хвостом. Она никогда не слышала раньше о Благословенном Крае, но с удовольствием соглашалась, что, должно быть, там и в самом деле, очень хорошо… И, наверное, много зерна и сладостей… Еще он объяснял ей вдруг, почему не ушел вместе со спасшимися, хотя успевал… Рассказывал о том, как строился Замок, о смеющемся лорде Артафиндэ. О задумчивом Артаресто - и как его на руках выносили из захваченного замка… О Черном Ужасе, сразившем бардов и ingolmor, вышедших на стены, об орках и гаурах, искалечивших Светлую Твердыню… Крыса грустила вместе с ним – она ужасно боялась орков, а веселые и добрые эльфы ей нравились. Особенно – дети. Они всегда ее чем-нибудь угощали – и могли даже поиграть.
Эльф скармливал Крысе почти половину той жалкой, тухлой похлебки, что ему иногда приносили. А иногда они оба оставались даже без воды – долго-долго. Тогда крыса грызла трухлявую буковую дверь – и очень жалела, что не может поделиться с эльфом хоть этим…
Иногда дверь каменного мешка распахивалась, и эльфа куда-то уводили. Крыса зарывалась в соломенную труху, когда-то бывшую тюфяком, и дрожала всем тельцем. Обратно эльфа уже притаскивали – и кидали на пол. Крыса бегала кругом, тыкалась пушистой мордочкой ему в лицо, но он долго не шевелился. Только запах живой крови на его коже говорил о том, что он не мертв. Потом он становился горячим-горячим и метался, разговаривая с кем-то далеким… Крыса очень волновалась за него и даже осмеливалась пищать, не думая о том, что ее могут услышать орки. Потом он долго лежал в темноте и беззвучно плакал – или пел. Тихо, совсем тихо… Крыса любила слушать, как он поет…
Так проходило время. А может быть – и не проходило. Здесь, в объятиях тьмы, они оба ощущали эти стены, как вечность… Пока однажды стены не дрогнули, и с потолка не посыпался дождик камешков… Все сильнее, сильнее.. Эльф рассмеялся – впервые в плену – и потерял сознание.
Он назвался Тирвэ, сыном Айрэнато из арфингов. Он довел своих спасителей почти до отчаяния, отказываясь уходить из рушащегося подземелья без какой-то там крысы. Его крысы…
Благословением валар, ни силком его уводить, ни искать злополучную крысу не пришлось. Она сама метнулась к нему в руки – серая, худая, облезлая.
Так они и вышли под тусклые рассветные небеса. Нолдо плакал, и рассказывал свернувшейся в его ладонях крысе, какое же это Чудо – Жизнь….
(с) Лалайт Араниэль