Из тьмы. Исход

Out of the dark we came,
out of the sea:
The long wave broke on the shore,
the day broke
and the night rolled back.
There we stood, on the land we would call home.

Out of the dark we came,
out of the night,
the first morning in this new place.
When the sun rolled back the mist
we rose like a strong wave on land.
Now we were the people of this place.

Theo Dorgan

…Во тьме не различить

Отступников и Судей.

Не думай, как мне быть,

Когда тебя не будет…

Спи! Холодная звезда

Сияет над туманом.

Спи! на ломком ложе льда,

Как раньше в Арамане…

Л. Бочарова, "Колыбельная"

I. Араман

Во тьме рокотало море, бесформенным, всесильным великаном ворочалось у подножия скал, протягивало ледяные длинные пальцы на пологий берег…. Почти касаясь крыльями смоляной воды, носились стремительными тенями и плакали во мраке черные чайки….

Араман. Пустыня. Голая, холодная, бесплодная, необозримая. Невиданная в благословенной, изобильной земле Амана. В темноте едва угадывались призрачные силуэты. Много. Целое войско. Эльфы – изгнанники, ушедшие вслед за Нолофинвэ и арфингами, молча ждали возвращения кораблей. Множество мужчин и женщин. И такая тишина над равниной. Только ветер один и жив еще в мертвом молчании пустыни. Никто не переговаривался, не двигался, даже не поднимал глаз. Потому что это очень страшно - видеть в чьих-то глазах свою боль и Знание. Окровавленные мечи и мертвые тела на черном песке…

В застывшую тишину влились живые звуки арфы. За мелодией следовал голос.

Несколько фигур вблизи от поющего дрогнули и зашевелились, сдвигаясь поближе, будто к огню. Мелодия была печальная, но столько света несла она, столько полета! Альматиэ[1], целитель из войска Нолофинвэ, улыбнулся в темноту и подошел к менестрелю. Его приближение встретили две пары очень схожих глаз. Брат-близнец менестреля был, конечно, рядом с ним, как и всегда.

- Estel, estel… - улыбнулся целитель, когда песня смолкла. – Когда ты поешь, Эленирэ[2], мне хочется жить дальше…

- Спасибо, Альматиэ, твои слова - честь для меня, – у менестреля такие серьезные серые глаза.

- Прав ли я, предположив, что ты учился искусству бардов?

- Из меня бы не вышел бард. Но – ты прав – я пробовал.

- Он никогда не скажет тебе правду, Альматиэ: он стал бы прекрасным бардом, - в глазах младшего близнеца пляшут озорные искорки, - он, вообще, может все. Талантливый, сильный, красивый…

- Как скромно с твоей стороны! – фыркнул старший.

- Ononi[3]! Оставьте ваш спор! Лучше спой еще, Эленирэ. А то так холодно…

- Целитель боится холода? – улыбка младшего была настолько полна состраданием, что почти скрыла колкую смешинку.

- Не хуже, поэтому и спрашиваю. Ты говоришь с таким искренним удивлением…. Разве у Эсте ты не научился тому, что любому hroa свойственно мерзнуть?…

- Эленирэ, твой брат, кажется, задевает мою честь мастера…

- А ты ему объясни понятно, что такое задетая честь. А потом докажешь на нем свое мастерство.

- Эленирэ! – возмутился младший. – Ты же брат мне, как ты можешь!

- Не волнуйся так, nildo[4]. Я с детьми не ссорюсь, – усмехнулся Альматиэ.

- Элевальдэ[5], уймись ты, наконец! – менестрель со смехом обнял брата.

- Ну, ладно.… Садись, envinyatare[6], не стой, как изваяние…

Альматиэ улыбнулся, опускаясь на расстеленный плащ. Он любил близнецов. Такие похожие – и такие разные. Но оба – будто часть единого целого. Как улыбка и слезы – разные отблески одной жизни.… Рядом с ними, и в правду, странным образом становилось теплее.

Темная фигура еле вырисовывалась против черного в слабых звездных вспышках неба. Яростный ветер развевал крылья плаща, трепал длинные густые волосы так, что стоявший, казалось, мог бы взлететь. Он чудился бесплотной крылатой тенью, если бы не редкие искорки звездного света на золотых волосах[7].

- Поговорю с ним… - сказал Альматиэ и нерешительно посмотрел на близнецов.

- Иди. Ты сможешь лучше, чем кто-либо другой, - улыбнулся Элевальдэ. Старший просто кивнул. – О, нет, постой…

К высокой фигуре тихо приблизилась другая – чуть ниже, тоньше, явно женская[8].

- Вот у кого получится лучше, - горько усмехнулся целитель.

Некоторое время все молчали, думая об одном. Менестрель ласково гладил струны арфы:

- Арафинвэ отдал ему кольцо – он наследник. Но решать, все равно, вам. Пойдете ли вы за ним?

- У вас, вассалов Нолофинвэ, таких вопросов нет, - грустно усмехнулся Эленирэ.

- У нас есть другие беды, менестрель, поверь мне… - одними губами прошептал Альматиэ. И опустил глаза.

- Вы не видели, что случилось. Просто кинулись защищать своих родичей…

- Мы кинулись убивать родичей, - отрезал целитель, резко встал и растворился во мгле.

Еще несколько фигур приблизилось к ним и сели на снег.

И он пел. О звездах над головой, о Свете, что не дано забыть даже в самой страшной тьме. О Надежде, о верности, о любви… Они грелись в его тепле, замерзшие, покинутые и проклятые Стихиями. А потом к голосу присоединилась флейта.

- Лучше не бывает… - тихо сказал кто-то, не различимый во тьме.

- Это честь для меня также, Эленирэ, - почти улыбнулся второй сын Финвэ. – Я знал в тебе прекрасного менестреля, но никогда не слышал игры твоего брата. Мне казалось, ему больше по душе жар горна и звон молота. Или переиначивание твоих песен…

- Для этого тоже нужен дар, мой лорд, - улыбнулся менестрель.

- И с ним у тебя получается еще лучше, чем с флейтой, - отозвался из темноты сильный, ясный голос.

- Нет, я здесь, nildo, – два эльфа радостно обнялись.

- Ну что ж, - густые рыжие ресницы чуть прикрыли смущенные и радостные глаза Ворондо, одного из лучших кузнецов Тириона, - ради встречи – сыграйте еще, ononi…

Близнецы улыбнулись, и снова поплыла над мертвым Араманом, во тьме, мелодия живая и теплая, как огонь в очаге дома, далеко-далеко… давно…

Внезапно, резким движением Нолофинвэ встал, его лицо окаменело. Взгляд застыл на горизонте. Сломала мелодию арфа, следом смолкла флейта. На востоке, далеко-далеко, поднималось зарево.… То горели, погубленные безумным Феанаро, белокрылые ладьи тэлери. Гордые птицы гибли, уходили вслед за теми, чьи руки они так любили, за теми, кто строил, берег, управлял, за теми, кому так сладко было подчиняться…

В наступившей звенящей тишине стояли нольдор, прижимаясь друг к другу, не в силах оторвать глаз от зарева на востоке. Их предали. Оставили умирать на ледяном берегу. Или возвращаться, когда нет уже дороги назад. Так постигли они впервые свое Проклятие.

Ненависть вспыхнула в глазах Нолофинвэ. И погасла, как дотлевшая искра. Осталась лишь боль.

- Что же…– в голосе зазвенел металл. – Мы пойдем через Хелькараксэ!

Хелькараксэ. От слова веяло смертью. Они уже успели слишком хорошо разглядеть ее в лицо.

II. Хелькараксэ

Долгий путь через вязкий снег, под порывами ветра, через лед, вздыбленный прозрачными гигантскими торосами или гладкий и черный, как дымчатое стекло под ногами. Мороз, ветер и лед. Тяжелый плотный туман, а за ним – снегопад, густая, яростная метель… Больше не разводили костров – топки хватило лишь на первую неделю. Потом время считать перестали – без Света Древ, а звезды проглядывали сквозь туман и метель так редко.… Давно не слышно было даже голосов, давно потеряна в снегу звонкая арфа…

Эльфы не способны заболеть. Не могут простудиться. Не могут сорваться в отвесную ледовую трещину, пока тело ещё послушно разуму. Они просто опускаются на снег и огромные распахнутые глаза, будто слезы, заполняют звезды, огромные, далекие и теперь, во Тьме, яркие, как никогда прежде.

А помнишь, Эленирэ, снегопад, там, дома?… Причудой Манвэ и Ульмо, прохладный дождь обернулся хрустальными снежинками. Наша земля никогда не знала зимы и мороза. И летящий снег не обжигал ни деревья, ни травы… Он падал и скоро таял. Но – помнишь? – как блистали стены Тириона в серебряном инее! Как снасти и паруса на кораблях тэлери звенели на ветру, покрытые льдинками, искорками вспыхивали в свете Тельпериона. Белые, снежные Гавани. Валимар в сиянии нежном и мягком, весь укрытый хрустальным пухом… Серебро на серебре…

Я помню. Помню.… Мы были детьми. Мы сбежали из дома к озеру, искрящемуся под звездами, с нашими друзьями - нольдор и детьми тэлери, родичами Леди Эарвен, кидались снежками. С головой забрасывали друг друга холодным пухом. Взрослые смотрели на нас и смеялись. Я помню, как сияли глаза матери, прижавшейся к отцовскому плечу, легкие снежинки покрывали ее темные волосы белыми кружевами.… И отец, высокий, красивый. Улыбка, согнавшая суровость с его лица…

Как мы любили тогда снег, toronya.… Как мы любили целый мир вокруг. И смех сереброволосой девочки-тэлеро, ловящей снег на тонкие ладони… Серебро на серебре…

- Эленирэ! – тишина в ответ. – Эленирэ! Вставай! Пойдем! Эленирэ!

Сильные пальцы сжимают напряженное плечо. От этого ощущения – чьей-то руки на плече – кажется, пробивается тепло, даже сквозь покрытую инеем одежду:

Белые губы чуть дрожат в усмешке. Опереться на подставленное плечо. Но руки не слушаются. Лёд и снег…

А потом, когда сил уже не оставалось, когда они, казалось, ослепли от темноты и бьющей в лицо метели, над краем Мира поднялся Итиль.

Бредущие в снегу спотыкались, иногда падали. И неверные синие тени крались за ними сквозь ледяное безмолвие. Будто соглядатаи Темного Врага…

- Валар смилостивились над нами… - рыжеволосый кузнец сжал плечо идущего рядом Элевальдэ и почти улыбнулся обмороженными, непослушными губами.

- Мир не может жить во тьме, Ворондо. Валар дали ему свет.

- Мы прокляты, otorno[12]. Мы прокляты, – прошептал Элевальдэ. И отвел глаза.

- Тот, кто любит, всегда разделяет участь любимого...

- Но многие вернулись в Тирион. Хотя они любили нас, как и мы – их, - ответил тихо кузнец.

- Это их право, Ворондо. Это их выбор. Каждый выбирает для себя… Мы ушли, потому что не могли по-другому и не знаем другого пути. Они знают. Они станут беречь нас в своих сердцах, хранить нашу любовь. Станут нашей estel. А мы будем защищать тех, кого любим, мечом и сердцем. И разделим с ними всё, что суждено: боль, страх и горе, до самой смерти…

Ворондо вскинул голову и твердо посмотрел в глаза другу:

- Зачем так страшно, Элевальдэ? Мы еще возрадуемся на новой земле. Мы выстроим такие замки, какие видели только во снах. Мы снова станем петь песни нашей родины. Мы будем любимы, мы научимся снова любить. Мы вернемся к жаркому горну и возьмемся за молот. Мы еще создадим вещи, прекрасные и совершенные. Это жизнь, otorno, мы будем жить.

Младший близнец едва заметно вздохнул. Глаза его наполнились печалью, стали темными, как вороненая сталь, и сердце кузнеца сжалось в тревоге.

- Не знаю, что со мной, Ворондо. Прости меня. Я не хотел огорчать тебя или делать больно. Просто… мне страшно. Я чувствую над собой что-то, непрогляднее мрака, холоднее льда. Я могу назвать это не иначе, как смертью. Совсем рядом…

- Нет, не так… Я не собираюсь уходить по своей воле. Я хочу жить, но отчего-то знаю, что умру…

- Ты не умрешь! О нет! Я буду рядом и уберегу тебя, как и Эленирэ! – пылко воскликнул Ворондо, крепче сжав руку младшего друга.

В ответ - слабая улыбка на бледных бескровных губах:

- Зачем, nildo? Зачем все это?… Отчего ты не вернулся в Тирион?

- Лорд Арафинвэ отдал свое кольцо Финдарато. Теперь мы идем за ним, везде.… И мне не хотелось бросать вас всех…

Итиль… Свет… Прекрасный.… Ласкает измученные Тьмою глаза. Греет fea. Но холодный.… Такой равнодушно холодный! И ладонь на просвет кажется серой. Потому что в жилах, вместо крови, и в глазах - в чьи не загляни - жидкий лед.

Мороз. Ты никогда не боялся холода, toronya. Ты никогда ничего не боялся. И я не боюсь – пока ты рядом. Но на этом морозе даже сталь становится хрупкой, как стекло[13].…Идем же. Вот плечо. Обопрись. Нужно идти. Только идти. Не останавливаться. Никогда. Ни за что. До конца. Пойдем… Мы отдохнем потом, обязательно. Твои белые, негнущиеся пальцы снова будут сильными и гибкими на струнах арфы. И aran улыбнется и скажет: "Лучше не бывает… " А я, твое живое зеркало, стану снова переиначивать твои песни. И ты будешь смеяться, как все вокруг, а потом, сквозь смех, тихонько попросишь: Элевальдэ, хватит! Так будет, toronya, так будет…

Может быть, Элевальдэ, может быть.… Но в песнях моих не будет больше радости. Только ветер… Ветер над Гаванями, надо льдами.… Зачем, toronya.… Зачем столько плача в его голосе, ведь раньше он умел смеяться и петь, гладить пряди волос и ласкать лицо. А теперь – швыряет охапки ледяных игл в глаза, замораживает дыхание на губах.… Зачем, Элевальдэ?.. Зачем?.. Не останавливаться, не ложиться, не сейчас…

Снег и ветер. Измученные, замерзшие эльфы. Без дома, без пути. Куда мы идем, otorni…. Зачем?..

Я так устал, госпожа моя Эстэ. Я предал тебя. Дар целителя – чувствовать боль чужую ясней, чем свою, - обернулся проклятием: я не ощущаю больше холод и мороз, сковывающий моё тело, я не слышу обжигающий ветер. Только боль везде – к кому ни прикоснись осанвэ. Тени вокруг, во тьме. И отчаяние. Я умел когда-то, госпожа моя, видеть свет во мраке, я умел выносить fea из бездны отчаяния к миру, радости и надежде. И исцелять hroa. Мне хватало сил. Но тьма обступила меня, и боль не дает поднять голову, кошмаром, тенями, сжимая виски. И юный тэлеро, высокий, темноволосый, почти ребенок, все машет мне от края причала, и глаза его блестят улыбкой, но в груди его сияет холодной звездой мой кинжал… Руки мои, созданные любить и беречь жизнь, зачем вы научились убивать?.. Зачем?..

Госпожа моя Вайрэ, ты помнишь все, что было и что будет. Труды твои не знают остановки, ты ткешь узорные ковры, ты выплетаешь на них все, что случалось в Арде. Сколь же страшный ныне выходит узор, госпожа моя! Вижу казнь нашу ясно: ибо в чертогах спутника твоего Намо Судии обречены видеть этот узор повсюду: черные чайки над кровавыми волнами. И лицо каждого убитого нами, и лица всех убитых из нас. И юный тэлеро… Юный тэлеро у кромки воды.… Зачем?..

К милости твоей взываю, госпожа моя Ниенна. Ты, оплакавшая скорбь деяний наших, ты предвидящая горести нашей судьбы! Возьми же полотно, что выткано нитями наших судеб, страшное и тяжелое, как тьма над моей головою, как боль и мрак в душах тех, кто идет рядом сквозь снега. Вытри же кровь с моих рук, госпожа моя…

Эру Единый! Прости, Отец. Ты щедро одарил меня милостью своей: и Свет, и Радость, и Любовь я знал. Но нет Надежды более для меня. Нет больше сил. Меня сломала чужая боль, а estel погубило отчаяние вокруг. Прости меня, Отец. Прими обратно свой Дар, поданный в недостойные руки. Я слишком слаб теперь. Мне слишком страшно. Ужасен будет узор, тяжелым выйдет полотно. Прости меня теперь. Я обрываю нить…

Так живо перед глазами: заснеженное поле, где изможденные, упали на снег. Пусть мороз и ветер – только бы немного отдохнуть. Зыбкое забытье, полное грезой, одной на всех…

…Это не правда, этого не было, очнуться дома, в своей постели, с теплой рукой матери на покрытом бисеринками холодного пота лбу: "Спи, сынок. Просто дурной сон. Спи…" …Холодно…. Nana[14], так холодно!… Очнуться, открыть глаза…

Снег, снег, снег.… Сколько хватает глаз, до самого виднокрая.… И на ровном ковре свежего снега – маленькие холмики… Toronya, проснись! Aran! Проснитесь, все! Проснитесь! Ресницы смерзлись, срываются вместе со льдом.

Медленно, слишком медленно те, кому посчастливилось проснуться, поднимаются навстречу друг другу. Замерзшая кожа не чувствует боли от яростно растирающих ее рук. Надо идти. Сейчас. Мы слишком далеко зашли, чтобы умереть здесь. Даже во имя Клятвы. Даже во имя неизвестной, манящей земли.

В разрыв черных облаков вторгается Итиль. В его холодном сиянии оставшиеся холмики снега искрятся, усеянные ледяной пылью. На коленях возле ближайшего - стряхнуть сияющую пыль с неподвижного тела. Что с тобой, Альматиэ?… Почему твои сильные руки такие холодные и тяжелые? Ведь глаза твои, как бывало прежде в великой радости, полны звездами. И снег не тает на твоем лице, otorno…

- Как же так.… Ведь он был такой… Он же целитель, toronya…

Мертв. Мертвы. Их много… так много.… Снова смерть. И снова – мы не сумели помешать. Не смогли. Не успели.… Простите меня, nildi…

Так много смерти… Ветер плачет над вашими телами, родные, друзья, побратимы.… В Гаванях, алых, где дождь смывает кровь с белоснежных причалов, и окровавленные волны черны в серебристом сиянии Итиль.… Здесь, в мертвенном молчании Хелькараксэ, ветер кутает ваши тела незапятнанным саваном, заметает следы Проклятых, будто обрывая последнюю связь с домом. Которого у нас больше нет…

Еще немного, потерпи, чуть-чуть.… Идти.… Только идти.… Не отпускай мою руку, toronya, я не вижу ничего больше. Только твоя рука на моих плечах… ветер… ветер... Кажется, даже мертвые, наши тела будут содрогаться от этого холода…

- Мы сейчас отдохнем немного и пойдем, ладно?

И тихое, теплое забытье. Тирион. Свет Древ. Ветер с моря, теплый, ласковый. Мать, смеющаяся чему-то… Лорд Арафинвэ… Праздник Звёзд в Валимаре…Новый корабль в Гаванях, гордость корабельщиков – с косым парусом…Отец, озаренный золотым пламенем горна, серебряная роза в его руках – как живая…

- Элевальдэ!… Близнецы, очнитесь! – Ворондо тщетно пробовал растрясти, разбудить два неподвижных тела.

- Очнитесь! Ну же! Кто-нибудь! Скорей, сюда! Aran!

- Сейчас.… У меня есть немного мирувора.… Как ты их нашел?..

- Услышал волчий вой, вернулся проверить, не послышалось ли…

- Не послышалось.… Это хелькарауги[15]…. Ну же, ononi…

- Прислужники Моргота спасли им жизнь… - невесело усмехнулся Ворондо.

Они растирали близнецам ледяные негнущиеся руки, обмороженные лица…

Прилив согретой мирувором горячей крови к покрытой инеем коже, будто прикосновение к раскаленному докрасна горну.… Обжигает! Так больно!

Элевальдэ застонал сквозь зубы, глаза наполнились слезами.

- Ничего. Скоро пройдет, - одна теплая ладонь на лбу, другая гладит стиснутые от боли пальцы.

- Финдарато?… - собственный голос кажется сиплым и сорванным.

- Я. Вы могли замерзнуть насмерть, otorno. Почему вы остановились?

- Мы… Эленирэ совсем ослаб… - и, вздрогнув от ужаса, Элевальдэ взметнулся на локте. - Что с ним?!

Рука подогнулась от слабости, но Финдарато заботливо подхватил за плечи, помог усидеть:

- Ворондо, ты тоже здесь? – рыжеволосый кузнец улыбнулся другу и молча кивнул.

- Спасибо… вам обоим, – вздохнул младший из близнецов и тихо позвал, – Toronya….

Ресницы Эленирэ дрогнули, и он закусил губы. Потом открыл глаза и оглядел сидящих рядом:

- Я..… Зачем вы… Не надо было.… Не могу больше…

- Все пройдет, Эленирэ. Вам только надо немного отдохнуть, - спокойно и ласково сказал Ворондо.

- Нет.… Не хочу больше.… Позаботьтесь об Элевальдэ, nildi.… Оставьте меня теперь, - и голос угас.

- Эленирэ! – отчаянно вскрикнул младший и задохнулся от накатившего ужаса, крепко сжав руку Финдарато.

- Эленирэ! - в голосе золотоволосого лорда полыхнул гнев, зажег неровный румянец не скулах: - Да как.… Как ты можешь! Ты, менестрель, всегда нес Свет и Надежду – что сталось с тобой! Твой брат чуть не погиб из-за тебя! Как можешь ты отчаяться – теперь, когда твое искусство, твоя сила так нужны всем! Как можешь ты потерять надежду – ныне?

- Для меня больше нет надежды. Куда идем мы? Зачем?… Что за надежду усмотрел ты, лорд, в этом мраке? - несколько горячих капель все же сорвались с ресниц, и менестрель стер их, спрятав лицо в ладони.

Финдарато помолчал немного, будто собирая силы для ответа, глубоко вздохнул. Лицо его стало вдохновенным и светлым.

- Надежда.… Какая надежда осталась для нас?… Там, в Эндорэ, на земле наших предков.… Неужели вы никогда не желали увидеть ее, знавшую Пробуждение Перворожденных? Увидеть и защитить. Ведь это наша земля, otorni… Родина эльдар. Она лежит во Тьме и страхе, под властью Моргота. Там остались наши родичи. Мы так недавно увидели смерть – и обезумели от ужаса. Они живут со смертью рядом каждый день. Они не видели Света Древ, садов Йаванны, чертогов Манвэ, кузниц Ауле, не ведали Даров благословенного Амана. Они просто живут там и сражаются за Жизнь и за Арду, не требуя наград, не прося о помощи…

Отчего нам всегда казалось, будто Искажение нас не затронет? Могли ли мы представить, как брат поднимет меч на брата?… Искажение – в самой сущности Арды, сотворенной нарушенной Песней. Мы – часть Арды. Неотделимая часть. Мы связаны с ней и fea, и hroa, до конца времен, до Второй Музыки. Мы оставили позади кровь и смерть. Мы теряли тех, кто был нам дорог. И все еще теряем – здесь, на этом страшном пути… Мы прокляты. Нас предали. И нет дороги назад. Но пока в сердцах наших живет Свет – есть еще Надежда. Мы научились ненавидеть – мы научимся прощать. Научились убивать – научимся исцелять…. Мы остановим Искажение в себе…

Там, впереди – земли во Тьме. Мы будем бороться за них. Мы должны отстоять Свет в Эндорэ, потому что… Вы помните? Помните, валар говорили нам о тех, кто придет за нами? О Младшем Народе, о Людях? Их Пути будут свободны, и fea – не принадлежат Кругам Мира.… Быть может, в их силах спасти Арду? Но для них не будет Амана, валар не укроют их. И если придут они в Эндорэ, затопленную Тьмой, захваченную Морготом, как узнают они Свет, как смогут они Жить под владычеством Смерти? Но мы можем их защитить, можем помочь новому народу, младшим братьям подняться на ноги и набраться сил. В сердце своем я знаю: мы дорого за это заплатим. И уже заплатили многим. Но будем бороться. До конца. Во имя Света. Во имя неискаженного и незапятнанного Мира…

Три замерзших, изможденных эльфа слушали его, замерев, не в силах отвести взгляд. Они чувствовали Свет, исходящий от него. И живое тепло. Его огонь зажигал в измученных, остывших сердцах новую estel. Настоящую, живую, прекрасную…

- Во имя этого, мы пойдем за тобой, aran. До конца… - торжественно и тихо произнес Ворондо.

- Следуйте лишь за своим сердцем, - качнул головой Финдарато, - и я не король…

Единое скольжение улыбок по лицам близнецов – как в зеркале…

Слёзы неба... В Альквалондэ вот уже три недели шел дождь. Теплый, ласковый ливень. А в опустевших гаванях плакало море. Тяжелая зыбь баюкала осиротевшие причалы.

Ольвэ, король тэлери, сидел на краю пирса, гладя воду кончиками пальцев. Он чувствовал скорбь Моря, принявшего кровь и мертвые тела и его эльфов, и мятежников нольдор. Он слышал горький отголосок гнева Уинен, забравшего многие из похищенных кораблей в пучину…

Вода давно уже смыла с набережных и мостовых кровь и гарь. Город снова лежал белоснежный и мирный под звёздами. Но смех, песни и радость покинули его. А вместо них пришла Скорбь…

В свой темный час Король пришел к Морю. И Море горевало вместе с ним…

…Высокий эльда в темном плаще неслышно подошел к Ольвэ и молча сел рядом на влажный настил пирса. И долго ничто не нарушало тихий шепот дождя по пристани и волнам.

- Они сожгли наши корабли… - одними губами прошептал Король.

- Отсюда было видно зарево? – очень спокойно спросил другой.

- Нет, Владыка… Море принесло весть.…Значит, они добрались до Эндорэ.

- Да, Ольвэ, добрались. Мы не могли и не желали удержать их силой. Но ни предательство, ни убийство не останутся безнаказанными. Проклятие покарает их. Всех.

Король все не отводил глаз от набегающих волн:

- Безумцы.… Зачем?… Зачем они пошли за убийцами, к тому же предавшими их самих?

- Многих ведет за собой любовь, а иных еще – верность. Или боль и вина, – ровный, спокойный голос высокого не переменился и не дрогнул.

- Их право – выбрать свой Путь. Они разделили Проклятие с теми, кого любят.

- Им не хватит сил выдержать всё это.… Никому не хватило бы. Они не заслужили такое. Им надо было вернуться…

Сереброволосый Король поднял голову и спокойно посмотрел в глаза Владыке Судеб:

- И все же, Я прошу тебя, о Намо Судия, о милосердии к невинным. Безумие Феанаро принесло уже достаточно горя.

Владыка Чертогов Мандоса медленно поднялся во весь рост, голос его перекрыл шепот дождя, плач ветра и дыхание моря:

Ледяная твердь под ногами вздрогнула. Качнулся виднокрай. Нольдор остановились и замерли в испуге и смятении.

Еще раз содрогнулась равнина, и чудовищный грохот заглушил все другие звуки на сотни лиг вокруг.… Лед треснул, и под ногами эльфов разверзлась бездна.

Ворондо видел, как стоявшие рядом с ним падали вниз. Медленно, медленно, будто время останавливало свой ход. Рты распахнуты в крике, но ни звука не слышно в нарастающем грохоте. Ворондо закричать не сумел: падая, он сильно ударился грудью о неровный выступ края гигантской трещины. От удара перехватило дыхание. Он скользнул по обрыву вниз, уже ощутив бездну, уже зная тень смерти рядом…. Его еще раз сильно ударило о лед, и сильная горячая рука мертвой хваткой сомкнулась на запястье. Ворондо вскинул голову и встретил испуганные серые глаза: "Элевальдэ!" – прошептали губы. Элевальдэ потянул его вверх, обратно, из бездны, от смерти.

Эленирэ видел, как брат метнулся к трещине. Он знал, что не успеет помочь: слишком далеко. Он почти умер от ужаса, когда понял и разглядел, наконец, как Элевальдэ вытаскивает из пропасти Ворондо. И как только сумел? Менестрель смотрел, как они крепко обнялись и, обернувшись к нему, улыбнулись. Он еще успел вернуть им улыбку…

…Сухой треск. И тонкая, тонкая трещина отделяет двоих на краю обрыва от живых. Извивается, как стремительная лесная гадюка, притягивает все взгляды, столь же изящная и смертоносная. Мгновение – растерянный взгляд огромных серых глаз, почти детских, почти обиженных, в точно такие же, огромные и серые:

Грохот обрывающегося льда. И камнепад, яростно мчащийся вдогонку. Серебристая взвесь снежной пыли в холодных лучах Итиль. Тишина. Звенящая, где нет даже дыхания стоящего рядом. Неверное движение всего тела вперед – будто за руку потянуло туда, за край:

- Элевальдэ! – осколками fea по льду. Не может быть. Не может… Скорей же, скорей! Успеть! …

Резкая боль в груди. Острый осколок льда, разрубивший ребра. Ощущение ледяного острия внутри. Вторгшийся в пределы тела мороз отвратительной болью стремительно расползается до самых кончиков пальцев.… Такая алая кровь на этом белом и лиловом, в свете звезд… Боль. Крик. Ослепительное сияние звезд заполняет глаза, яркое, невыносимое … Бешеный грохот крови в ушах…

… прибой у подножия высокой скалы. Теплая, мягкая ладонь на лбу. "Yondonya[16], ну нельзя же столько купаться! Ты совсем замерз, мальчик мой…"

Nana… Я так долго спал… Домой, скорее! Гибкое и легкое, как в детстве, тело радостно отзывается на движение. Гладкая галька. Потом высокая, медвяная трава. Дорога… Силуэт отца на цветном витраже высокого окна. Atarinya! Толкнуть тяжелую огромную дверь – и откуда дома такая? Шагнуть в теплый, вязкий полумрак. Высокие колонны, тишина густая и вязкая, как стоялый мёд.… Что же это за место.… Такой покой, о котором мы даже забыли мечтать, Эленирэ.… Где ты, toronya?..

…Сильные, горячие руки на плечах. Удар, тело, падающее на снег, продолжает биться: нет, нет, нет.

- Эленирэ! Стой! Не надо! – в голосе власть и приказ. – Не надо!

Горячие руки встряхивают внезапно обмякшее тело. А потом прижимают к твердому плечу и долго, долго гладят растрепавшиеся волосы.… Пока безвольное, почти покинутое fea, тело не вздрогнет и напряжется, отстраняясь.

Золотистые пряди волос, хранящие свет Лаурелина. Плотно сжатые губы. Зачем ты остановил меня, aran? Что мне теперь?… Как же я?…Зачем же я теперь?… В ответ в синих глазах поднимается боль. И тепло, от которого трескается ледяная корка на дне мертвых серых глаз. Их медленно заполняет растаявшая вода…

- Не знаю, Эленирэ… Я не знаю.… Но, может быть…

Горячие ладони вдруг крепче сжали плечи менестреля.

Он поднялся во весь рост и, не отрывая взгляда от чего-то, видного лишь ему, простер руку к горизонту. Мгновение. Вокруг тонких, сильных пальцев зародилось сияние, и западный край небес стремительно зажегся алым….

Нет ничего страшнее, чем смотреть в свои мертвые глаза. Особенно если в них все еще мерещится отсвет улыбки... Отдыхай, toronya. Смерть снимает проклятия, стирает грань между отступниками и судьями. В залах Мандоса не будет больше мороза и ветра, страха и боли. Не думай, как мне быть теперь – без тебя.… Отдыхай… Я приду к тебе скоро. Fea не живет без улыбки…

Несколько часов спустя, под ногами вдруг остался только ровный, неглубокий слой снега. А под снегом – каменистая, намертво смерзшаяся почва. Эленирэ опустился на колени и разгреб снег холодными пальцами. В трещинах между камнями пробивались слабые, бледные стебельки травы…

Поредевшее воинство Нолофинвэ достигло, наконец, Восточных Земель. Позади оставалась равнина, залитая алым и кровавым светом. А потом стремительная ладья вынесла Анор на небосвод. Встречая первый рассвет, где-то впереди неровного строя выживших, запели серебряные трубы. Эхо прозвенело на приближающихся берегах неизвестной земли впереди. Ледяным мертвым молчанием ответило Хелькараксэ …

Эленирэ погиб в топях Сереха. Он был среди тех, кто закрывал отступающих по Гатям. Стоя по пояс в болотной трясине, они сражались, отчаянно и яростно, и ледяная черная вода покрывалась ржавыми пятнами крови.… После Ледового похода через Хелькараксэ он больше не боялся ни холода, ни смерти…

[1] От almare (благословенный)+ tie (путь)

[2] От el (звезда) + nire (слеза)

[3] Близнецы.

[4] Побратим, мн. ч. – nildi.

[5] От el (звезда)+valde (радость). Братья – близнецы.

[6] Целитель.

[7] Финдарато.

[8] Галадриэль

[9] От Vorondo (верный вассал).

[10] Брат мой!

[11] То есть из Амана, из дома.

[12] Товарищ, друг, мн.ч. – otorni.

[13] Я, на самом деле, полагаю, что так называемая "дамасская" сталь была изобретена в Валиноре. Эта сталь, действительно, становится очень хрупкой на морозе.

[14] Мама

[15] От "khelek" – лед, и "rauko" – демон. Злые духи льда, как балрог – демон огня.

[16] Сынок <сын мой>.