Последнее письмо из Лихолесья
Каким тусклым и бледным стал свет… Видно, Лесу недолго осталось. Остается только равнина, заросшая вековыми дубами и буками. Здесь больше не будет таких песен и таких голосов. Здесь будут совсем другие птицы и другие звери. И даже другие деревья – они больше никогда не смогут понимать слова….
Но кто сказал, что все, что станется – будет хуже?.. Нет, не хуже – по-другому.
Жаль.
Жаль нашего говорящего Леса… Того, чего никогда не было – ведь это не он умел говорить – это мы умели слушать.
Жаль терпкой осенней горечи и холодного мелкого дождя.. Кто бы мог подумать, что за этим можно скучать?... Можно. Мы еще не умеем, но скоро научимся.
Жаль крупных летних звезд и звонких зимних небес – отныне некому будет окликать их по имени.… Но они уже давно не отзываются – эти остывшие небеса… Нет, не остывшие – другие…
Вот и все. Так легко оказалось проститься. Почему?.. Ведь мы так любили этот край, землю, где мы родились и жили, что согласились раствориться в нем – как тени растворяются в ночи… Но вышло по-другому: растаял Лес. А мы остались.
Те, кто видел и помнил нас, станут рассказывать о нас своим детям. Потом – внукам. Но внуки уже не будут верить, они приведут тысячу причин тому, что рассказы стариков – вымысел. Старики будут сердиться и хмуриться. Но однажды утром они проснутся и поймут, что внуки правы. И так мы станем лишь сказкой. Красивой, сияющей легендой.
Когда-то Время, вторгшееся под кроны этого Леса – вечного Леса! – казалось бешеной стихией, готовой смести нас с лица Мира. У Времени была тяжелая поступь, разрушающая все, чего оно касалось. Мы боялись Времени, мы знали, что его тяжесть – нам не по силам… А теперь оно течет мимо, и мы понимаем, что это не Другой Мир обрушился на нас – это мы вторглись в него, как скалы на пути прилива остаются возвышаться среди Моря чужеродными островками.
Мир полон иным Светом. Светом тех, кто пришел после нас… О чем жалеть – это их Мир и мы знали об этом всегда.
И все-таки странно уходить – так навечно и так легко. Когда-то казалось, что сердце разорвется в муке от одной только мысли: уйти... А теперь слушаешь – а оно стучит, как стучало всегда – ровно, мерно… Не споткнется, не дрогнет. Может, мы и сами не заметили, как истаяли и остыли?... Но нет – я думаю о тебе, и луч солнца врывается в мой разум. Яркий и ласковый лучик солнца в нежной весенней листве…
Еще осталось лишь одно – проститься с Лесом. Он давно уже нас отпустил. Он смеется над нашей скорбью о нем. Он почти уже нас не помнит… Но проститься – надо…
Другой мир. Чужой мир. Ты верно поступил, что не стал объяснять и убеждать меня тогда – я бы не понял. Это нельзя понять. Это можно лишь чувствовать. Ты слишком близко увидел тогда этот Другой мир. Ты слишком хорошо успел его рассмотреть…. А теперь – теперь я тебя понимаю.
…А красивая, все же, выйдет легенда! Светлая, как самая высокая мечта. Чистая, как самая хрустальная грусть… Они, Пришедшие После, печалятся о нашем уходе. Глупцы! Их внуки откроют им истину: мы – лишь сны и сказки!.... О, они научатся в это верить, потому что по-другому нельзя. Они – хозяева этого мира, Другого мира. Мира, который строят они сами!...
Отчего же тогда их правнуки станут так мучительно искать наши следы на песке, в который Море успеет превратить залитые приливом скалы?...
Трандуил свернул лист пергамента и спрятал письмо в кожаный футляр. Что за странная мысль – собственноручно доставить его адресату?... Неважно. На серой, тусклой глади когда-то Великой реки лежал белокрылый корабль. Последний эльфийский Король, не оглядываясь, покидал чертоги молчащего Леса.
(с) Лалайт Араниэль