Серебряный бред
В день, когда его не стало, началось лето. Над
далеким лесом встало солнце – огромный золотой шар. На тонких нитках цветущих
трав повисли жемчужинки росы. Медвяный ветер – студеный, влажный, ароматный –
гладил верхушки сосен. Гасли за востоке последние крохотные звезды. Мокрый от
ночного дождя песок холодил босые ступни.
Было очень тихое – и очень звонкое утро.
А после полудня на террасе звучали голоса. Негромкий смех и лютня. Вились
запястья в звенящих браслетах и ленты в тяжелых косах. Было тепло и спокойно.
Под плетями дикого винограда залегла глубокая тень, в ней прятались ночные
мотыльки.
А потом пришли и сказали – так и так. Так и так…
В день, когда его не стало, еще не отцвела черемуха. Белые грозди ложились на
воду, и тихая река несла пенные ленты опавших лепестков. Будто не растаявшие с
зимы льдинки. Ладони быстро мерзли, кожа становилась белой, как камешки на дне,
прорезанная лишь синими прожилками вен.
Над дальним озером носились ласточки, цепляли крыльями темную гладь, предвещая
непогоду. Высоко в небе застыли громады кучевых облаков: белые башни,
исполинский всадник, лебеди и, кажется, корабль.
В день, когда его не стало, стороной прошла лиловая гроза. Не дождавшийся ее лес
трепетно белел в медленных сумерках ковром цветущих ландышей и ветрениц.
Расшитый серебряной нитью подол цепляли венчики таволги, роняли на бархат тонкую
пыльцу. Вчерашний ветер разломил надвое молоденькую иву над рекой. По
растрескавшейся коре текли капельки прозрачного, горького сока, падали в
подставленную ладонь и не высыхали.
Медленно догорел закат, утонув в далеком Западном Море.
А потом пришла ночь. Студеная и чистая, как вода из родникового ключа. С черного
небосвода до зари падали серебряные капельки звезд.
(с) Лалайт Араниэль