Сибилла
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
МАТФЕЯ 5:3-16
К вечеру на город из-под небес обрушился ветер. Пустыня подняла крылья удушливого горячего песка и захлопала ими по земле, как попавшая в силок птица. Гарь и дым близких пожарищ наклонились низко-низко и поползли по улицам, меж домов, проникая в самые узкие щелки, забиваясь под ткань палантинов и в поры камней. Город пах гарью, и когда ночь опустилась на пустыню, казалось, даже сам небосвод попросту обуглился и почернел от пепла.
Сибилла, королева Иерусалимская, сидела на каменном полу, обхватив колени. Тяжелый сирийский мрамор надгробия холодил спину. Она устало откинула голову. Не было даже слез. Где-то за стенами храма горел, горел Священный Город.… Горела вся ее жизнь…
И даже здесь, в королевской гробнице, грохот рушащихся камней, рев пламени и крики сражающихся были слишком громкими. Но ничто – даже этот отзвук гибели города – не могло смутить покой усопших королей… Последним из которых упокоился здесь ее брат…
- Зачем же ты оставил меня, братик… Нет, знаю, ты не мог по-другому, ты не виноват.. Но как страшно, как больно… Ты ушел – и рухнул мир.. Рухнуло Царствие Небесное, которое ты так долго, так бережно строил.… Как же так вышло, что получилось у тебя то, что не по силам больше никому.… Что же делать…. Что же будет с нами теперь…
Горячечный шепот ее оборвался, затих, и затих вдруг грохот снаружи. Сарацины остановили свои метательные орудия. Наверное, наступила ночь.... Но ей было все равно, она так устала, так устала, что все перед глазами плыло и кружилось в медленном, необъяснимо ярком водовороте.… Но она так устала…. Так устала…. Веки смежились, и тяжелый сон, какой бывает у тех, кто неизмеримо долго скорбел и плакал, сдавил виски железными клещами.
Он идет к ней по высокой зеленой траве, высокий, красивый.… Такой красивый… Он всегда был красивым…
А она сидит в этой самой траве... Откуда здесь, среди пустыни, такая? Шелковая, выше пояса… Она смотрит на него снизу вверх, и одежды его сияют на солнце слепящей белизной. Глаза слезятся. Но он улыбается и садится рядом, обнимает ее, как когда-то давно, когда ему было - шестнадцать, а она еще не была женой Ги и пешкой политических игр, а просто - сестрой... Ласковой и любящей сестрой, которая так гордилась младшим братом…. Она смотрит в его лицо, безмятежное и кроткое, и глаза его светлы и пусты: ни боли в них, ни сомнений, ни решимости, ни дум…. Только свет. Свет – и покой….
- Братик… Я.. умерла теперь тоже?
- Нет, - а голос слышится все тот же, искаженный вечной мукой, приглушенный вечной маской…
- Помоги мне... Помоги мне ныне, как помогал всегда… Царство Небесное рушится, и скоро кони сарацин втопчут в песок наши святыни..… Нет больше мира на твоей земле. Открой же мне тот путь, которым шел ты, чтобы и я могла вернуть все... Город, силы Царства Иерусалимского, мир…Не оставляй меня, братик…
Но он долго молчал, и смотрел на нее с кротостью и состраданием, а потом произнес:
- Ты просишь ныне милостыни у нищего, Сибилла, любимая моя сестра… посмотри.. Разве не все я отдал, что имел… Я давно уже ничего не просил и не держал для себя… Я знал, что уйду – и так старался все что мог, оставить для тех, кому нужен был. Я отдавал тебе всю свою нежность и любовь – сколько имел, разве не чувствовала ты?
И она заплакала, почувствовав волну тепла и ласки – не откуда-то, но из ее собственного сердца поднявшуюся и накрывшую ее измученную душу, как теплым и надежным покрывалом.
- Посмотри, Сибилла.. я так любил свой город. Я отдал ему все силы. Весь дар стратега – чтобы победить Саладина, всю мудрость и силу воли и великодушие - чтобы примирить все религии, всех людей... сколько мог. Я отдал знания свои, свой опыт – сколько имел, - свою Веру и Честь всем, кому доверял, в ком видел соратников. Я надеялся – они поймут и смогут... они поняли. А в остальном – не наша воля… Смотри, сестра. Я роздал все, что имел. Я нищ, как последний старец, что готов проститься с миром…
Слезы все текли и текли неудержимо, но не было ни сил, ни воли – стереть их или сдержать. Она наклонилась к брату и, обхватив его голову ладонями, вгляделась еще раз в эти глаза.. такие любимые, такие усталые, такие светлые…
- Ты богат, как ни один султан богат быть не может, братик, - прошептала она, целуя его в лоб, - у тебя было Царствие Небесное. И оно всегда будет – твоим…
Она очнулась, когда первый блеклый рассветный луч проскользнул в высокое храмовое окно. Тело занемело и болело. Медленно, медленно Сибилла, королева Иерусалимская, поднялась с каменных плит и ушла в свои покои, не оглядываясь. Там она облачилась в темные простые одежды и срезала волосы. Все так же молча, не поднимая глаз, она вошла в тот дом, что занимали ныне целители, и принялась помогать – как могла…
(с) Лалайт Араниэль